Автор: Мартин Ленц, Университет Гронинген, Нидерланды

Перевод: Мария Весте, Университет Линкопинг, Швеция

Здесь видно, что строго проведенный солиспизм совпадает с чистым реализмом. “Я” солипсизма сжимается до непротяжённной точки, остается же соотнесенная с ним реальность.

Виттенгенштейн TLP 5.64 (процитировано по переводу Козловой М., 1994)

Когда в последний раз ты чувствовал, что тебя действительно и полностью понимают? Если этот вопрос имеет смысл, значит, такие моменты бывают. Я бы сказал, что такое случается, но очень редко. Если все движется в хорошем направлении, то в вашем разговоре есть совпадение или некая cхожесть и близость, или плодотворное сцепление. Но чаще всего я все же чувствую, что меня неправильно поняли, или мне кажется, что я неправильно понял других. – Исходя из таких сомнений, ты мог бы довести эту точку зрения до крайности и утверждать, что только ты сам себя понимаешь или, что еще более экстремально, что нет ничего внешнего по отношению к твоему собственному разуму. Но я должен признаться, что нахожу эти крайние формы солипсизма, часто обсуждаемые в философии, довольно скучными. Они крайне неправдоподобны и не отражают, как мне кажется, важнейшую идею солипсизма. Я нахожу важнейшей идею о том, что каждый из нас фундаментально одинок. Однако важно понять, в каком смысле мы одиноки. Как мне кажется, я не одинок в том смысле, что только я знаю себя или только мой разум существует. Скорее, я одинок в той мере, в какой я отличаюсь от других. Одиночество, таким образом, не просто чувство, но и факт того, как мы существуем.* Далее я хотел бы предложить причины для принятия этой точки зрения и то, как ее принятие может сделать нас более социальными.

Не всё то золото, что блестит. Этот афоризм можно перевернуть в случае   солипсизма –  В философии 20-го века солипсизм часто имел дурную славу. Солипсизм был и остается в основном трактовкой, что субъективный опыт является основополагающим. То есть вы можете думать, что можете быть уверены только в том, что происходит в вашем собственном разуме. Если вы придерживаетесь такой точки зрения, люди будут высмеивать вас как самосамоподрывающую позицию, потому что субъективные состояния не дают никаких критериев для различения между тем, что кажется, и тем, что правильно. Отвергая субъективный опыт как основу для знаний или теорий значения, многие люди, похоже, считали его вообще плохой идеей. Это привело к изгнанию опыта из многих областей философии. Да, строить знание или значение на субъективном опыте кажется ошибочным. Но это не мешает опыту играть важную роль в нашей (духовной) жизни. Позвольте мне проиллюстрировать этот вопрос немного подробнее, чтобы показать, в чем я вижу проблему. Возьмем слово “вокзал”. Для (общего) значения этого слова не имеет значения, какие у вас личные ассоциации. Вы можете думать о паровозах или находить звучание этого слова немного резким, но, вероятно, ничто из этого не имеет значения для понимания значения этого слова. И действительно, было бы чересчур, если бы мои ассоциации с паровозами были необходимой составляющей для владения  этим понятием  или использования его в общении. Это все равно, что сказать: Если мы хотим использовать слово “вокзал” для обозначения места встречи, неважно, пойдешь ли ты на станцию пешком через деревню или свернешь на тропинку через поле. И да, для смысла или успеха нашего использования слова не имеет значения, срежешь ли ты путь через поле.  Да, но подожди! Хотя это не имеет значения для понимания употребления слова, это имеет значение для понимания твоего собеседника. Думать о паровозах – это совсем другое, чем не думать о них. Пересечение поля отличается от прогулки по деревне. Это явный способ, в котором опыт собеседников имеет значение. Почему? Ну, потому что он отличается. Как говорящие, мы имеем общее понимание слова “вокзал”; как собеседники мы имеем разный опыт и ассоциации, которые мы связываем с этим словом. Как мне кажется, вполне можно сказать, что опыт не играет роли в (общем) значении. Но проблематично отрицать, что разница в опыте имеет значение.

Типичное возражение на этот счет состоит в том, что частный или субъективный опыт не может быть конституирующим для смысла. Но это не так уж далеко заходит. Как собеседники, мы заинтересованы в понимании не только языка, который кто-то использует, но и собеседника, который его использует. Это нелегкая задача. Ведь понимание языка коренится в постижении одинаковости в различных контекстах, в то время как понимание собеседника коренится в признании различий (в использовании одних и тех же слов). Речь идет не об эмпатической интимности или о том, что наш опыт должен составлять смысл (это не так). Речь идет о том, как различия могут проявляться в практическом взаимодействии. Возвращаясь к предыдущему примеру “Пойдем на вокзал” может означать совершенно разные вещи, если один из вас хочет идти вместе, но оказывается, что у вас на уме разные маршруты. Поэтому понимание собеседника предполагает не только разбор предложения, но и признание различий в ассоциациях. Это требует признания того, что мы связываем разный опыт или ожидания с этим речевым актом. Поэтому, хотя у нас есть общее понимание языка, нам часто не хватает согласия в ассоциациях. Именно это отсутствие согласия может сделать меня сильно отличающимся от других. Соответственно, в моем понимании солипсизма важно не то, что у нас нет общего языка (он есть), а то, что мы одиноки (в какой-то степени) со своими ассоциациями и опытом.

Возможно, эти различия имеют большое значение для понимания или непонимания других людей. Позвольте мне привести пример: С тех пор как я начал вести блог, я вижу, как часто люди выбирают одну-две идеи и убегают. Социальные сети позволяют легко проверить это утверждение. Выразите свое мнение и попробуйте предсказать, согласятся ли с вами хотя бы несколько человек. Некоторые из моих прогнозов действительно провалились. Но даже если прогнозы сбываются, в общении часто не хватает определенной глубины понимания. Почему так происходит? Распространенный ответ (особенно среди философов с аналитическим уклоном) заключается в том, что нашему общению не хватает ясности. Если бы это было так, нам следовало бы улучшить наши навыки общения. Но если я прав, то это не поможет. Что могло бы помочь, так это признание различий в опыте. Соответственно, мой вид солипсизма не говорит: Только я себя знаю. Или: только мой разум существует. Скорее, он говорит: я отличаюсь (от других).

Этот “дифференциальный солипсизм” явно связан с перспективизмом и даже с теорией точки зрения. Однако, возникая из признания одиночества, он имеет определенно экзистенциальное измерение. Если немного порассуждать, то я бы даже сказал, что тенденция избегать солипсизма может корениться в желании уйти от одиночества, отрицая его. Одно дело – признать одиночество (укорененное в различии); другое дело – принять одиночество в нашей (духовной) жизни. Давайте рассмотрим подробнее, как эти аспекты проявляются.

Даже если философы считают, что опыт не имеет значения для основ знания и смысла, он играет важную роль во многих наших взаимодействиях.** Мы оба можем утверждать, что нам нравится джаз, но если мы пойдем на концерт, то можем разочароваться, когда выяснится, что он нравится нам по совершенно разным причинам. Так, вам могут нравиться импровизации, в то время как меня этот аспект не очень волнует, но мне нравится типичное звучание джазового коллектива. Если на концерте будет представлен один, но не другой аспект, наши разногласия приведут к разногласиям.  Точно так же мы можем не согласиться по поводу нашего пути на вокзал, по поводу способов принятия пищи и т.д. Теперь, как я понимаю, одиночество или разногласия, которые мы испытываем в такие моменты, раздражает не из-за самих разногласий. Что делает такие моменты болезненными, так это моменты, когда мы терпим и преодолеваем эти различия, не признавая их.

Если я прав, то я не чувствую себя непонятым из-за того, что вас не волнует звук джазового коллектива. Я чувствую себя непонятым, потому что разница остается непризнанной. Такая ситуация обычно может вылиться в глупый спор о том, “что действительно важно”: звук или импровизация. Но это просто глупо: для нашего взаимопонимания важна разница, а не одна из двух точек зрения. В двух словах: Истинное понимание заключается не в согласии, а в детальном признании разногласий***.

Но почему, спросишь ты, это должно быть правильно? Почему фокус внимания на различиях в ассоциациях или опыте должен действительно изменить ситуацию? Причину можно найти в утверждении Витгенштейна о том, что солипсизм в конечном счете совпадает с реализмом. Каким образом? Ну, признание различных точек зрения, надеюсь, должно положить конец борьбе по вопросу о том, какая из точек зрения более легитимна. Можем ли мы решить вопрос о правильном пути на вокзал? Или о наиболее значимом аспекте джазового концерта? Нет. Что мы можем сделать, так это сформулировать все точки зрения, признавая реальность, которую каждая точка зрения выдвигает на первый план. (Если хочешь, можешь представить, как все люди в мире излагают свой различный опыт, тем самым выявляя “все, что есть на самом деле”).

Написав это, я вспоминаю замечание, сделанное  Эвелиной  Митевой  в разговоре о писательстве: Чем более личным является описание событий, тем более универсальным оно может оказаться. Хотя это звучит парадоксально, реализм дифференциального солипсизма позволяет понять, почему это так. Четкая формулировка уникального опыта не препятствует пониманию. Совсем наоборот: Оно позволяет локализовать его в оппозиции к другим переживаниям одного и того же явления. Во всех этих случаях мы можем испытывать одиночество через различие, но мы не будем чувствовать себя одинокими из-за того, что мы невидимы.

_______________________________________

* Конечно, отсылка к  «Solitude standing» также является данью прекрасной композиции Сюзанны Веги:

** В этом смысле степень доверия в коммуникации может быть отражает степень близости между собеседниками.

*** И снова мне вспоминается обсуждение Эриком Шлиссером поста Лиама Брайтса о субъективизме, который попал в самую точку: “Пост Лиама (который повторяет самые прекрасные части программы Карнапа с удивительно гуссерлевской/левиназианской чувствительностью) открывает дверь к гораздо более гуманистическому пониманию философии. Сам смысл этого действия  будет заключаться в том, чтобы способствовать взаимопониманию. С точки зрения философского аналитика смысл анализа или концептуальной инженерии, таким образом, заключается не в том, чтобы получить правильные концепции (или разработать их для улучшающих и осуществимых политических программ), а в том, чтобы найти способы понять или войти в жизненный мир своего собеседника”.